О физике низких температур и о Физтехе
Интервью с Владимиром Дмитриевым
«Поток»: корреспондент Мария Гефен
Директор Института физических проблем им. П.Л. Капицы Владимир Владимирович Дмитриев рассказывает об уникальном месте для российской науки, которое со времён Петра Леонидовича Капицы существует по своим внутренним законам
Мы уже рассказывали вам об Институте физических проблем им. П.Л. Капицы в интервью с Андреевым Александром Федоровичем.
Теперь предлагаем познакомиться с нынешним директором Института, Владимиром Дмитриевым. Владимир Владимирович проводит небольшую экскурсию по лаборатории, немного рассказывает об истории Института Капицы и делится впечатлениями и воспоминаниями, связанными с учебой на Физтехе и работой в Институте физпроблем.
Владимир Владимирович Дмитриев — физик-экспериментатор, академик РАН, доктор физико-математических наук.
Владимир Дмитриев в стенах Института физпроблем
Образование
Окончил школу № 50 в Казани, после чего в 1974 году поступил на Физтех, выбрав факультет общей и прикладной физики, кафедру физики и техники низких температур. В 1980 году начал работать в Институте физических проблем им. П. Л. Капицы, став стажёром. В аспирантуру Института поступил в 1982 году.
Научная деятельность
Научной работой в Институте физпроблем Владимир Дмитриев стал заниматься ещё студентом, выполнив дипломную работу «Исследования связанной ядерно-электронной прецессии в CsMnF3» под руководством А.С. Боровика-Романова и Ю.М. Бунькова. В 1978 году по инициативе П.Л. Капицы и А.С. Боровика-Романова была создана группа для исследований сверхтекучего гелия-3 во главе с Буньковым, в которую вошли студенты В. В. Дмитриев и Ю.М. Мухарский, а также инженер С.М. Елагин. Группой был построен первый, по сей день единственный в России, криостат ядерного размагничивания и получен сверхтекучий гелий-3 (1983).
Дальнейшая работа включала:
— 1984–1991 годы — обнаружение и исследования магнитной сверхтекучести 3He-В;
— 1992—1995 годы — исследование бездиссипативных спиновых токов в нормальных ферми-жидкостях;
— 1996—2000 годы — обнаружение и исследование новых мод спиновой прецессии в сверхтекучем 3He-В;
— с 2001 года В.В. Дмитриев занимается исследованием сверхтекучего 3He в аэрогеле; им с коллегами были идентифицированы сверхтекучие фазы 3Не в аэрогеле (2002—2010), обнаружена новая сверхтекучая фаза 3Не — полярная фаза (2015), обнаружены полуквантовые вихри (2016).
Достижения
Кандидат физико-математических наук (1985), доктор физико-математических наук (1991), член научного совета РАН по проблеме «Физика низких температур». Член редколлегий журналов «Приборы и техника эксперимента» (с 2001) и Journal of Low Temperature Physics (Журнал о физике низких температур) (2001—2010).
Награды
— Государственная премия России (1993), «за цикл работ по обнаружению и исследованию магнитной сверхтекучести» — совместно с А.С. Боровиком-Романовым, Ю.М. Буньковым, Ю.М. Мухарским, И.А. Фоминым;
— Премия имени А. Г. Столетова РАН (2005), за серию работ «Спиновые токи и когерентная прецессия намагниченности в нормальных ферми-жидкостях» — совместно с И.А. Фоминым;
— Премия Фрица Лондона (2008), «за открытие и объяснение фазово когерентной спиновой прецессии и спиновой сверхтекучести в 3He-В» — совместно с Ю.М. Буньковым и И.А. Фоминым.
Прежде чем остановиться побеседовать в кабинете директора Института, который в момент основания принадлежал самому Петру Леонидовичу Капице, мы прошли в лабораторию, которая работает под началом Владимира Дмитриева.
Группа сверхнизких температур
— Как ваша лаборатория называется?
— У нас в институте формально лабораторий нет, есть группы. Обычно группа состоит из одного-трех постоянных сотрудников и одного-трех аспирантов или студентов. К сожалению, студентов сейчас мало стало, особенно с Физтеха.
Внутри лаборатории
Моя группа занимается физикой сверхнизких температур. Сейчас установка разобрана… Это криостат адиабатического ядерного размагничивания, единственный в России, построенный, в общем-то, собственными руками. Все сделано здесь в Институте. Таких криостатов в мире не так много: по моим оценкам примерно 25.
Что такое сверхнизкие температуры? Речь идет о температурах порядка и ниже одного милликельвина (мК). Мы исследуем гелий-3, у которого температура сверхтекучего перехода примерно 2 мК.
Комната для эксперимента. Криостат медленного размагничивания
Мы запускаем криостат один или два раза в год. Запуск занимает примерно неделю, и работа идет месяца три-четыре минимум. Непрерывно. Все работает, на ночь ничего не выключается. Когда мы начинали, то ночевали в лаборатории по очереди. Сейчас же за состоянием установки можно следить по интернету, а на мобильный телефон сделана сигнализация. Есть несколько датчиков: если что-то выходит из нормы, то система начинает звонить на мобильные телефоны всех членов группы, по очереди, пока кому-нибудь не дозвонится. После этого кто-то должен быстро сюда приехать и устранить неисправность.
Внутри экспериментальной комнаты есть маленькое зеркальце, над тремя выключателями, в котором Владимир Владимирович может видеть показания приборов, расположенных в комнате, не вставая с рабочего места
— А были такие случаи?
— Конечно. Но ничего серьезного не было. Один раз электричество выключилось, два раза даже. Другой раз шланг водяного охлаждения протек, но сейчас мы уже от водяного охлаждения избавились. Было еще несколько случаев не очень серьезных. Если все перед уходом тщательно проверить, то ничего особенного не происходит. Когда работаешь несколько месяцев, уже привыкаешь, что все нормально.
— Как создавалась эта лаборатория?
— Я пришел сюда студентом третьего курса, попросился к академику А.С. Боровику-Романову. Он определил меня в группу сверхнизких температур: его ученик, Юрий Михайлович Буньков, как раз начинал эту деятельность. К этому времени уже были сделаны часть деталей криостата растворения, но не было еще комнаты. Следующее, чем мы с ним занимались, — это был переезд. Эту комнату нам освободили, вырыли здесь яму, — её не было. Бетонировали вот этот куб (фундамент криостата). Я помню, как я таскал ведра с бетоном, — работа для студента уже четвертого курса. Параллельно делались детали установки. Строили эти стенки из кирпича, их здесь не было. Получилась отдельная комната для криостата внутри лаборатории, её изнутри обшили медью для экранировки, в этом тоже я участвовал, — вот эти все швы, надо было все спаять. У нас был еще инженер, я, сам Буньков, потом пришел еще один студент Физтеха Юрий Мухарский. Когда я уже был на шестом курсе, комната была практически готова (это был 80-й год). Стало ясно, что к диплому у меня ничего нет. Тогда Ю.М. Буньков собрал свою старую установку для исследований антиферромагнетиков: это было где-то в феврале, а защита в июне. И я где-то месяца за полтора сделал диплом. Ничего, нормально, в июне защитил.
После мы спустились в подвальную часть помещения, где находится нижняя часть экспериментальной установки.
Подвал. Правее — современные герметичные насосы, о которых пойдет речь ниже.
Оборудование и расходные материалы
— Покупаете ли Вы сейчас гелий-3 и где?
— Сейчас мы его не покупаем, он у нас есть. Вообще, гелий-3 получается из распада трития, поэтому его очень мало, и он дорогой, намного дороже обычного гелия-4.
Особенно дорогим гелий-3 стал после 11-го сентября. Он до этого стоил 100 долларов литр, все равно дорого, это же стоимость литра газа при нормальной температуре. Сейчас же он стоит от 1000 до 2000 долларов за литр. Лет 10 назад я слушал доклад Роберта Ричардсона, нобелевского лауреата, об этой проблеме. И Ричардсон это объяснил следующим образом: на рынок поставляют гелий-3 только Россия и США, а производство гелия-3 в США примерно 10 кубических метров в год газа, и в России, видимо, столько же. Мировое производство можно оценить как 20 кубических метров газа в год. А подорожал он потому, что гелий-3 очень хорошо поглощает нейтроны. И самые чувствительные датчики нейтронов используют гелий-3. На один датчик уходит примерно 20-30 литров газа. А в Штатах приняли программу после 11-го сентября, что все порты, все аэропорты, все точки въезда должны быть оснащены датчиками нейтронов, чтобы проверять эти грузы, чтобы кто-нибудь не провёз что-нибудь радиоактивное. И они стали гелий-3 весь пускать на датчики и скупать не только свой, но и наш весь гелий. Цена сразу взлетела. Мы в свое время закупили для института некоторое количество. Он в замкнутом цикле используется, и если работать аккуратно, то практически никаких потерь нет. Пока нам хватает.
Слева — старые герметичные насосы, которые собирали в Институте
Оборудование у нас вполне современное. На гранты новые герметичные насосы для откачки гелия-3 купили. А до этого использовали самодельные, полностью герметичные: они отличаются тем, что ротор электродвигателя и насос внутри одного герметичного корпуса. Обмотки электродвигателя находятся снаружи. Делали так: были герметичные насосы, НВГ-2 назывались, но они имели производительность только два литра в секунду. От них брался электродвигатель, подсоединялся к насосу 2НВР-5Д вместо его электродвигателя, и делался общий герметичный кожух. В институте чертежи разработали, и вместо двухлитрового получался пятилитровый герметичный насос. Они проработали больше двадцати лет на нашей установке.
Далее мы прошли к дьюару установки, на котором записаны даты и полученные минимальные температуры.
Даты и полученные в лаборатории результаты
Вот первый запуск был в 1981 году… А, 77 мК мы не написали, постеснялись. 77 мК мы получили на криостате растворения, потом 12мК. А в 82-м уже была сделана ступень размагничивания. Получили 1,2 мК. А дальше понижали, понижали… В этом месте [0.12 мК] мы дальше бороться за рекорды прекратили, нужды в этом нет. Этих температур вполне хватает для работы, а сильно ниже все равно уже не получишь.
Мировой рекорд для охлаждения гелия-3: это 0,083 мК. Это получили в Ланкастере: 83мкК, как они с гордостью пишут. Но для этого у них установка, конечно, не чета нашей. У них стоит двадцатитонный фундамент на специальных демпферах, на нем стоит пятитонный фундамент на воздушной подушке, и на нем уже висит криостат. Они смогли снизить теплоприток к ячейке до 12 пВт (пиковатт). И площадь теплообменника: у нас 40 квадратных метров, у них примерно 500. В результате они получили в 1,5 раза ниже, чем у нас. В 12 пВт они оценивают теплоприток, из которых 1-2 пВт, как они оценили, это уже теплоприток из-за космических лучей и остаточной радиоактивности материалов. То есть сильно ниже уже никак невозможно. Они видят влияние нейтрона, например, или мезона. Если криостат облучать нейтронами поштучно, они видят всплески температуры в ячейке. Гелий-то сразу нейтрон захватывает, и скачок температуры они видят. Вот так.
Зачем это нужно?
— Такой вопрос: зачем это все нужно?
— Во-первых, это интересно. Во-вторых, это дает новые знания. В-третьих, из новых знаний и чисто практическая польза возникает. Что касается физики низких температур, то следует сказать, что при низких температурах многие явления проявляются намного ярче, а некоторые явления вообще можно пока обнаружить только при низких температурах, причем часто эти явления совершенно неожиданны. Уже затем, разобравшись в чем дело, можно думать: нельзя ли это наблюдать и при более высоких температурах.
Что касается конкретно исследований гелия-3, то самый простой ответ, — это дает новые знания о сверхтекучести вообще и о сверхпроводимости в частности. А важность сверхпроводимости для практических целей сомнений не вызывает, причем есть прямое практическое использование, а есть косвенное. Прямое — это, например, МРТ-томографы, 90 процентов из них на сверхпроводящих магнитах. Можно еще добавить, что работающие прототипы квантовых компьютеров в качестве кубитов используют Джозефсоновские переходы – это тоже результат физики сверхтекучести и сверхпроводимости.
Предупреждение о сильном магнитном поле (около 8 Тл)
Но есть еще и косвенные применения. Большинство лабораторий, которые занимаются физикой твердого тела (и не только), используют для проведения исследований сверхпроводящие магниты и, например, СКВИД-магнетометры (тоже достижение физики сверхпроводимости). И в этих лабораториях делаются открытия, часто приводящие к практическим применениям.
В лаборатории. На переднем плане справа — аспирант Аркадий Солдатов, на среднем плане слева — Владимир Дмитриев, на дальнем плане у правого окна — Алексей Юдин, старший научный сотрудник Института физпроблем
Например, в одной группе со мной учился Кукушкин Игорь, академик, сейчас в Черноголовке работает. Он один из первых в мире смог сделать камеру, которая дает изображение в терагерцовом диапазоне. Это, например, можно использовать для просвечивания в тех же аэропортах. Можно, меняя частоту, подстраиваться под разные материалы. Так вот он, проводя исследования при низких температурах и исследуя некоторые структуры, обнаружил, что их можно использовать как микроскопический приемник терагерцового излучения. Теперь из множества таких приемников-пикселей собирают панели, которые сейчас уже работают и при комнатной температуре. Это один из свежих примеров, как физика низких температур приводит к практическим применениям.
Закончив осматривать лабораторию, мы прошли в кабинет директора Института, где продолжили беседу по вопросам интервью.
В стенах института
Реформы Физтеха и Система Физтеха
— Как вы относитесь к реформам Физтеха последних лет?
— Отрицательно. Видно, что Физтех хотят сделать исследовательским центром, превратить его в университет типа западного. Построены корпуса для лабораторий, организуются новые кафедры на самом Физтехе. Кафедры устраивают соревнование за студентов, причем базовые институты находятся в неравных условиях с лабораториями на Физтехе. Студенты младших курсов на самом деле мало знают о будущей специализации, и здесь агитация играет главную роль. Естественно, базирующиеся на Физтехе кафедры имеют в этом преимущество.
Вход в кабинет. На двери две ручки, одна под другой. Интересно, что дверь можно открыть, только повернув обе ручки одновременно
Нам говорят: «Вы езжайте и агитируйте». Я дважды уже ездил. Читал лекции про методы получения сверхнизких температур и исследования при таких температурах. Лекции назначались на пятницу в 18:30. Причем они были не обязательны, кто хочет — тот придет. Первый раз пришло три студента. На следующий год пришло четыре. Другие сотрудники Института читали лекции на таких же условиях и с тем же результатом. В результате такого «соревнования» многие из базовых кафедр остаются без студентов. Даже если студенты есть, но их мало, то уже учить их на «базе» нельзя (раньше было можно). Учебный процесс на этих кафедрах останавливается, и вскоре многие из них закроются.
В кабинете директора
— А что, как вам кажется, сейчас «сломалось» из Системы Физтеха?
— Происходит отход от базовых институтов. Физтех же создавался для подготовки ученых. При этом базовое образование предполагалось давать на Физтехе, а образование по специальности – на базовых кафедрах. Предполагалось также, что научная работа студентов должна вестись в базовых институтах. Я не против лабораторий на Физтехе (они и раньше были), но все же большая часть студентов наукой занимались в базовых институтах.
Стол директора Института и книжный шкаф. На маленьком столике стоит телефон — говорят, раньше это был телефон правительственной связи.
— Вы можете объяснить, чем это вредно?
— Это приводит к отмиранию базовых кафедр и, конечно, ухудшает ситуацию с молодежью в базовых институтах. Не понимаю, зачем надо реформировать то, что хорошо работало. Система Физтеха уникальна и давно доказала свою эффективность. Время покажет, но я думаю, что все эти реформы ее скоро уничтожат. Сомневаюсь, что наука от этого выиграет.
Поступление в МФТИ
— Как прошло ваше поступление?
— Особых проблем не было. Я в обычной школе учился, но мне относительно легко давались физика и математика. Основные проблемы были с литературой. Мне еще помогло, что я стал участвовать в олимпиадах. На первой олимпиаде всесоюзной, в которой я участвовал, всех желающих записывали в ЗФТШ. И я записался. Помню, я ждал заданий, которые мне по почте присылали. Я их решал с интересом; по сравнению со школьными задачами это, конечно, было небо и земля.
Уже где-то через год после того, как поступил в ЗФТШ, я был точно настроен поступать на Физтех. Экзамены были такие: две физики, две математики. Устно и письменно. И литература (сочинение). У меня было 20 баллов по физикам и математикам, литература тоже была пятерка, что для меня было удивительно. Сочинение на вступительном на Физтехе я написал на двух или трех страницах, что мало, я так понимаю, зато тщательно проверил. Видимо, ни одной ошибки не сделал.
20 баллов — это все условно. Благодаря ЗФТШ и олимпиадам я был натаскан на задачи. А на первом курсе я почувствовал, что если в школе я был одним из первых учеников, то на Физтехе я отнюдь не первый, и, особенно на первом курсе, было тяжело. Я получил тройку на одном из экзаменов в первом семестре. Пришлось подтягиваться. На втором-третьем курсе уже легче стало.
— А собеседование как прошло?
— У меня было 20 баллов, поэтому мне надо было только не нахамить. Вести себя прилично. 20 баллов не так много людей получили, и я это понимал. Основное было — выбрать кафедру. Там спрашивали человека: чем хочешь заниматься? Я абсолютно не представлял, чем я хочу заниматься, но точно не элементарными частицами, потому что все хотели на элементарные частицы, а я как раз не хотел. И я просто пошел смотреть стенгазеты. Каждая кафедра повесила стенгазету. Я уж не помню чем стенгазета Института физпроблем понравилась. И я сказал, что хочу заниматься физикой низких температур.
— Это был 1974-й?
— Да, это был 1974-й. Я собственно это сказал, и меня особо ничего больше не спрашивали. И попал в 22-ю группу и, в общем, не раскаиваюсь.
Старшие курсы: Институт физпроблем
— Когда вы пришли на базу, Петр Леонидович Капица ведь еще был здесь?
— Да, более того, я ему сдавал экзамен в аспирантуру. Как мне объяснил мой непосредственный руководитель Юрий Михайлович Буньков, что главное — это защита дипломов, кандидатская — это уже второстепенно. Потому что там решалось, оставят меня в институте дальше или нет.
— А где происходила сдача дипломов?
— В конференц-зале.
— А Капица что-нибудь у вас спрашивал?
— Да, что-то он спрашивал, я не помню точно что. Меня удивило: он в то время был, конечно, сильно в возрасте, и выглядел довольно… Не скажу дряхлым, но таким: непонятно было, то ли он спит сидит, то ли что. Но, что меня удивило, он, оказывается, сидел и все внимательно слушал. Более того — все прекрасно понял, потому что вопросы были совершенно по делу. Я и так его уважал, но после этого особенно.
[su_youtube url=”https://www.youtube.com/watch?v=Z8QoQv2HnPc” width=”500″] [/su_youtube]
Таймер со звонком, который стоит в конференц-зале Института физпроблем им. П.Л. Капицы. Используется на докладах. Так, например, если лимит времени для выступления по дипломной работе 10 минут, то стрелкой таймер выставляется на отметку 10. Во время доклада за минуту до конца времени звучит короткий звонок, чтобы помочь выступающему сориентироваться, а в самом конце уже звенит длинный.
Защита прошла нормально, в стажеры меня приняли. Там была проблема когда в аспирантуру поступали. Было три экзамена: английский, история КПСС, и специальность. Про задачи Капицы слышали? Я это еще застал. В пятницу он уезжал на дачу и придумывал задачи. В понедельник с утра в десять часов все экзаменуемые приходили сюда в секретариат, и им давали эти задачи. На всех одни и те же. И с десяти до трех нас отпускали. У нас было пять часов, чтобы решить их.
Конференц-зал Института физпроблем
— А отпускали просто: дали задачи и иди куда хочешь?
— Да, разрешалось использовать любую литературу, библиотеку, общаться, спрашивать у кого угодно что угодно. Единственный запрет был: не совещаться между собой. И дальше обычно все получалось как — у каждого человека была своя группа поддержки, которые все собирались вокруг него, смотрели задачи, советовали. Но решать все равно приходилось самому. Дело в том, что решения задач никто не знал. Задачи Капица придумывал за выходные и решение никому не говорил.
В конференц-зале
Нас было четверо, и было три места в аспирантуре. И из этих трех задач в общем мы все четверо более-менее решили две. То есть, я так понимаю, что мы их правильно решили. А одну задачу мы вроде как все не решили. Но мы не совещались, естественно, между собой. Но на самом деле никто толком и не понял, что хотел Капица в этой задаче.
Задача была довольно странная: на площадке, осциллирующей с определенной частотой и амплитудой, лежит тело, которое при соприкосновении с площадкой термализуется; описать движение тела. Слово «термализуется» мы поняли так, что это просто неупругий удар, видимо. Но что значит описать движение этой частицы? Понятно, что это как-то связано с маятником Капицы.
После экзамена при обсуждении кандидатов Капица сказал примерно следующее: «Они примерно одинаково решили, можно поставить по четверке. У нас есть два варианта: либо всех взять, либо всех не взять». Члены комиссии, естественно, дружно ответили, что нужно всех взять. «Ну хорошо, давайте всех возьмем». И четвертое место в аспирантуре Институт как-то получил.
О работе за границей
— У Вас была когда нибудь возможность начать работать за рубежом?
— Да, конечно. Меня лично много раз приглашали. Просто на конференциях подходили и говорили, что «вот у нас будет конкурс на постоянную позицию, давай, подавай». Но нет, я не хотел никогда.
— А почему?
— А зачем? У меня здесь была, и сейчас есть, интересная работа. Если вы посмотрите на сайт института, там в самом начале написаны принципы организации института, как Капица это организовал. Институт создан не под конкретную тематику, а под конкретных людей. В институте люди должны заниматься тем, чем им интересно заниматься. И хотя сейчас, конечно, опять нас заставляют писать планы, здесь вообще особая атмосфера. Никто никого ничего делать не заставлял. Каждый занимался тем, чем интересно. Мне было интересно так работать. Когда лаборатория перешла ко мне, я занимался чем хотел. Гелий был, электричество было. Да, зарплата была символическая, поэтому 90-е годы я пережил так: я ездил в среднем на 2 месяца за границу. Привозил одну-две тысячи долларов, и этого хватало, чтобы более-менее здесь прожить.
Я не хотел уезжать. Причем тут могут быть и личные обстоятельства, не все же могут уехать. Но даже если бы у меня не было личных обстоятельств, — поехал бы я в куда-нибудь, выиграл бы там какой-то конкурс. Мне там надо было бы читать какие-то курсы лекций, чего я очень не люблю, честно говоря. Кроме того, на новом месте надо что-то организовывать. Здесь у меня все было, кроме денег. С оборудованием, конечно, было отставание. Но вот был период, скажем, с 2000 по 2010… Пошли гранты, в эти годы мы довольно много чего купили, но нам же много не надо — какие-то там насосы, электроника, пару компьютеров — это не так дорого, по сравнению с адронным коллайдером. В принципе, лаборатория сейчас укомплектована так, что можно работать спокойно, ничем не хуже западных товарищей.
— А куда Вы ездили по работе?
— В разные страны ездил. Очень много в Финляндию, в Хельсинки, с ними просто давнишние тесные связи. Ездил еще в Манчестер, там два месяца провел, в Лондон, в Ланкастер. В Штаты несколько раз ездил, тоже порядка месяца поездки. В другие страны более короткие визиты: во Францию, например. Во все низкотемпературные центры. В Германии немножко. Но основное: это Англия и Финляндия.
Интересная комната
— Мне Самарский Юрий Александрович рассказывал, что была какая-то то ли комната, то ли подвал в Институте, и там были две лаборантки; и к ним всегда можно было прийти и спросить что-нибудь маленькое: кусочек проволоки, пленки, мелкие детали. Эта комната еще действует?
— Эта комнатка у нас и сейчас есть, там сейчас не две лаборантки, а просто одна кладовщица сидит. Да, там всякую мелочевку идем и берем. Сделано все так, чтобы научным сотрудникам по минимуму бумаг приходилось заполнять. Например, мне надо 20 см проволоки, я пошел туда и отрезал кусок проволоки из нужного материала. Много таких вещей, которые часто бывают нужны в лаборатории, но в небольших количествах, лежат там.
Другие достопримечательности
После разговора в кабинете Владимир Владимирович показал конференц-зал Института и небольшую экспозицию фотографий в холле перед ним.
Холл перед Конференц-залом
Л.Д. Ландау и П.Л. Капица
Одно из зданий Института — это действующий дом-музей П.Л. Капицы, в котором по предварительной договоренности проводятся экскурсии. Студенты Физтеха в лице «Потока» получили приглашение связаться с руководителями музея, — это можно сделать на сайте, — и приехать на экскурсию.
Музей-кабинет П.Л. Капицы
На территории института
На территории института
Надеемся, что вам понравился наш небольшой обзор того, чем дышит современный Институт физических проблем. На «Потоке» опубликован еще один материал по этой теме, который может вас заинтересовать.